Я, наконец, точно определяю свое местонахождение. Да. Действительно, впереди как на ладони я вижу тот самый отрог хребта, который огибает моя речушка, узенький ручеек, вытекающий из озера. И я могу либо огибать этот отрожек по ручью, либо переваливать его через пологую седловину, срезая путь к среднему течению ручейка, поближе к Бараньему озеру. Выбираю второй вариант и «сваливаю» вниз через кусты и кочки тундрового склона.

Последний подъем, взлет к седловине по утрамбованному щебнистому склону — и я на вершине восхищаюсь провалом лежащей подо мной долины. Какая красота! Она напоминает долину Чулышмана перед впадением в Телецкое озеро на Алтае в миниатюре. Крутые склоны гор, градусов под 45, и внизу совершенно плоская зеленая долина, стиснутая этими отвесами. Она плоская на протяжении нескольких километров, и по ней, выписывая многочисленные меандры, петляет мой ручей. Два таинственных темных озерка, окруженных валом светлых известковых пород, словно кратеры вспученных из мерзлоты горок, немного возвышаются над ровным тундровым ковром. Вся долина заболоченная, и ручей, текущий по ней, был не обычный, не галечный, не растекающийся на рукава, а довольно узкий, с торфяными берегами. Мне стало понятно, что сплавляться по ручью нет никакого смысла.

На крутых склонах-бортах долины темными пятнами выделяются заросли кудрявых ольховых кустов. А сама долина вся безлесная. И лишь у небольшого озерка в ее центре — рассеянная группка круглых ольховых крон. Это однозначное место для ночлега! По глади озера разводит круги какая-то живность. Что может водиться в этом неглубоком, явно промерзающем до дна водоеме?

Чуть захожу за склон и вижу вдали гладь Бараньего озера, лежащего в чаше ближних гор. А за ним синеющие остроконечные горы далекого хребта Пекульней, возвышающегося уже за Танюрером.

На спуске меня атакуют комары, ветер стихает. А я атакую морошку, впервые на пути мне встретились ее спелые ягоды. Ставлю тент в оазисе кудрявых низкорослых ольховых кустов. Ручей здесь настолько узок, что его легко перешагнуть, а местами он просто скрыт под невысоким пологом ивового кустарничка. Однако, глубокий! Не достать до дна в моих высоких гидрочулках.

На ужин и завтрак сразу в большом котелке варю мясо с рисом.

На утро поставила себе будильник на десять, просыпаюсь в половине десятого, чувствую сонную вялость во всем теле. Мышцы законно устали. Тепло, небо затянуто, нависла морось, слабый ветерок тянет с юго-востока. Может, еще полежать, поспать? Нет, нельзя. Если бы сегодня нужно было идти дальше, может, я и позволила бы себе расслабиться, подождать лучшей погоды, чтобы смотреть на новые горные виды при солнце. Но сегодня повторная ходка, можно сказать, рабочая смена. На нее не жалко потратить пасмурный день.

Надеваю высокие гидрочулки и гидрокуртку, беру пустой рюкзак, накомарник, маленький котелочек, горсть геркулеса с добавленным в него сахаром и молоком, кусочек шоколада — 4 дольки и выступаю в «четвертьсотенный» переход.

Удивляюсь быстрой перемене ветра на 180 градусов. Нижняя граница облачности лохматым краем лежит где-то на 700 метрах. Я отмечаю это так четко, потому что восмисотметровая вершинка отрога уже окутана серым рваным покрывалом и не видна. Но внизу, у меня, видимость далекая. Моросит дождь, ветер несильный и снова мне навстречу. Но налегке идти хорошо.

Теперь картинки вокруг совсем другие. Вот здесь на хребте вчера лежал дракон, острые гребни его хвоста — скальные останцы — сверху сейчас закрыты туманом, видны лишь основания этих конусов. Долины посерели, смотрятся уныло. Как хорошо, думаю я, что вчера наблюдала все окрестности в хорошую погоду.

Каяк увидела в бинокль издалека. В нем как обычно оставался баул с «джентльменским» набором: фальшфейером, топором и другими невостребованными пока «железками» с мясом и с газом, а также спасжилет и спиннинг. Тушенку, думаю, съем в верховьях Танюрера, раз уж протащила банки через первый перевал, а вот фальшфейер оставлю здесь. Зачем он мне нужен? Сколько иду — ни одного медведя.

У реки развожу костер. Нашла несколько сухих толстых стволиков ив (в большой палец толщиной), настрогала ножом стружечки, сделала кудрявых петушков, все как положено — костер никак не хочет гореть, тлеет и потухает. А морось идет, ветер задувает, все вокруг напитано влагой. Вытираю руки о штормовку, снова стругаю деревяшку, поджигаю, стружки загораются, но через некоторое время обугливаются по краям, так и не занявшись целиком, и перестают гореть. В коробке оставалось мало спичек, но я не очень экономила. Когда все мокро, обычно, если растопка не занимается с первой спички, то ее пламя хотя бы прогревает стружечки, и со второго, третьего, четвертого раза уже загорается. А тут чиркаю-чиркаю, просовываю спичку под горку стружек, и все никак. Кончились спички, сгорел и коробок, но пламя костра так и не выжило.

В лагере-то еще коробки у меня были, и горелка газовая, еще не разу не использованная. А здесь есть только спички, зашитые в спасжилет, в запаянной воском жестяной баночке из-под валидола. Жалко раскупоривать такую запаску, ситуация ведь еще не критическая. А может и не надо есть, думаю я. Но от такой перспективы меня осеняет: разожгу фальшфейером!

Фальшфейер — сигнальная ракета — на вид такая толстая пластмассовая сигара. Она двусторонняя, с одного конца дневная, с другого — ночная. Под свинчивающимися колпачками на концах — веревочки. Дерну за дневной конец, думаю, чтобы днем издали огонь было видно, он, наверное, должен быть особенно яркий. Дергаю, а оттуда взмывает столб оранжевой пыли, оседая на земле яркой полосой. Ну вот! А где горение? Дергаю с другого конца — вырывается столб пламени, все шипит, искрится. Здорово! Направляю пламя в костер, все начинает гореть, пластмасса плавится, и занимаются даже полусырые веточки. Огня как раз хватило на то, чтобы сварить кашу. Пока ела, ко мне, вместе с силами, пришла новая мудрая мысль: зачем разбирать каяк, ветер же теперь попутный и несильный! Попробую тащить так.

Погружаю баул в рюкзак, надеваю накомарник, спасжилет подсовываю под лямку на плече, чтоб не сильно давила трубка упора, закидываю каяк на плечо, иду. Идется! Главное — преодолеть прирусловую заросшую полосу.

Каяк начинает раскачивать, перевешивать, клонить, я, растягивая руками веревки обвязки, стараюсь сбалансировать лодку, найти удобное для переноски положение. Комары нещадно жрут ладони, они чешутся, но не хочется упускать удачную позицию. Вот еще немножко пройду, совсем устану, тогда уж и сброшу каяк, стряхну с себя комаров. Спешу, почти не отдыхаю.

На участках травяной и заболоченной тундры тащу каяк привычным способом, как саночки. А на озерах даже немного провожу его по воде для разнообразия. Последний подъем на каменистый гребень перед спуском в мою долину, как ни странно, беру за один переход, видимо, ко мне пришло второе дыхание.

По пути «домой» захожу к озерку удовлетворить любопытство рыболова. На блесну, не сумев полностью запихать ее в рот, берет пузатая мелочь пятнистого гольца.

Вот и мой дом. Я в восторге: до Танюрера дошла, не разбирая каяк. О таком заранее я даже и не мечтала. Варю предпоследнюю порцию сырого мяса с предпоследней порцией риса. Люблю мясо с рисом, и к тому же дальше будет мало дров, надо будет экономить газ, буду варить быстро разваривающуюся гречку и геркулес.

Морось прекращается. Наблюдаю, как облака поднимаются, ветер постепенно меняется снова на северо-западный. Вот как помог мне Бог — дал попутный ветер для волока, а теперь улучшает погоду.

Спала аж до звонка будильника в 10 часов. Проглянуло солнышко под неплотной облачной пеленой, а на западе и вовсе виднеется голубое небо. Решила идти в две ходки до впадения моего ручья в Озерную речку. Иду вниз по долине, с рюкзаком за плечами, срезаю петлю. Тяжело, снова кочки, снова вязко, а ноги после последних переходов не отдохнули. Пройдя пару километров и подойдя к воде после срезки большой петли, отмечаю, что ручей здесь довольно глубокий. Бросаю рюкзак и возвращаюсь к каяку. Попробую вести его по воде, думаю я. Еще отмечаю, что ведь именно сейчас пересекаю невидимую черту Полярного круга.